Это еще раз доказывало — я не умела учиться на собственных ошибках.
Короче, в тот момент я подумала приблизительно следующее: «А зачем сообщать кому-то о бегстве этого мерзавца именно сейчас? Никто и не заметит его отсутствия — дом стоит на отшибе, и магистр редко показывался на людях в последнее время… А уж затем, когда мой срок наказания истечет, можно и оповестить кого следует».
Идиотская мысль, как я и говорила чуть раньше. Но тогда она мне показалась спасительной.
Всего лишь несколько дней поморочить голову эсвордцам, отработать свой срок и лишь тогда оповестить Лигу о бегстве поместного мага. Комиссии предстоит немало попотеть, прежде чем выяснится, когда и при каких обстоятельствах пропал Виктредис. Я к тому времени, вполне вероятно, буду уже далеко от Академии, и даже если это нарушит планы моего крестного, выследить меня магам после истечения срока контракта будет не так-то просто.
Звучало это превосходно. Намного лучше, чем «сообщить о бегстве Виктредиса бургомистру, собрать вещи и добровольно сдаться Стелле ван Хагевен».
Соблазн был велик, и я не выдержала. Слишком уж несоразмерными мне казались две эти величины, лежавшие на чашах весов моего будущего, — десять дней лжи и Стелла. Или первое, или второе.
Я посмотрела в глаза Буонилю и выразительно покачала головой, чувствуя, как необратимо набирает ход моя рискованная затея.
— Еще почивает… — огорчился он и с осуждением заметил: — Что-то у него вошло в привычку долго спать! Нехорошо это, знаете ли, нехорошо… Ну, ничего не поделаешь! Будить его резону нет, попробуй что втемяшить в голову сонному человеку, а если он еще и не позавтракавши… Ладно. Передайте ему, госпожа Каррен, чтоб к обеду явился к коронеру нашему. А затем и к бургомистру заглянул — пополудни намечается Совет и присутствие чародея нужно до зарезу. Не запамятуете?
Я развела руками, при этом скроив рожу типа «Да вы что!».
— Да знаю я, знаю, что вы барышня ответственная! — добродушно признал Буониль. — Но только к коронеру чтоб магистр явился побыстрее! Шибко важное дело!
Тут я явила миру истинное искусство пантомимы и смогла изобразить выражение лица: «А что такое?» Как это выглядело — не спрашивайте. Достаточно будет сказать, что мой собеседник меня понял.
— Да вот опять покойника у мельницы выловили! — с досадой махнул рукой Буониль. — Уже пятый, царство ему небесное! Мельник дюже злобствует. Да оно и понятно: только полнолуние — бац! Новенького принесло! Вот я и ездил забирать бедолагу. Еле подцепили багром, уж очень неудобно под колесо его утянуло… Вон лежит, сердешный, на телеге. Сейчас доставлю его коронеру, а там только вашего магистра и ждут. Без него никак нельзя, опять эта пакость на шее. Это по его спецыяльности будет. Ну да поеду я и так подзадержался…
Я кивнула ему на прощание и проследила, как он взбирается на телегу, где лежало тело, прикрытое мешковиной. Две синюшные ноги торчали из-под куцего савана.
Я и забыла, что сегодня полнолуние…
Мэтр Буониль был из тех людей, которые по непонятной причине соглашаются на такую работу, куда других и кнутом не загонишь. Есть такие субъекты, они способны сделать самое паршивое дело, при этом вздыхая и приговаривая: «На все воля сил небесных!» Скажи такому выпотрошить левиафана перочинным ножиком — он и глазом не моргнет, только озабоченно заметит: «Зверюга-то здоровая, до вечера никак не управиться». Они любят выпить — ну да как при такой жизни не пить? — и пофилософствовать. Чаще всего семьи у них нет, так как их заработок отпугивает всех трезвомыслящих женщин.
Я таких людей уважала. Что бы без них делали все остальные?
Буониль выполнял всяческую общественную работу — копал могилы, сжигал падаль, валяющуюся на дорогах, помогал коронеру и осуществлял транспортировку трупов, найденных в окрестностях города. Я считала, что бургомистру следовало бы объявить его почетным гражданином Эсворда, но прочие горожане не разделяли моего мнения. При виде телеги Буониля они кривились, крестились и вполголоса бормотали: «Опять этот старый падальщик!»
Так как в обязанности поместного мага, согласно Кодексу, входил осмотр всех покойников, смерть которых носит подозрительный и скоропостижный характер, с Буонилем у нас были весьма тесные отношения. Его появление около дома Виктредиса всегда предвещало неприятную работу, «с душком», как говаривал коронер — еще один наш близкий знакомый.
Магистр, ясен пень, терпеть не мог осматривать трупы в поисках подозрительных ран или отметин, которые могли бы свидетельствовать о том, что смерть наступила при непосредственном участии кого-то постороннего, однако должность обязывала. Нет, конечно, проломленные черепа и перерезанные глотки были в ведении почтенного коронера, мэтра Тибо, но всякого рода укусы, обглоданные конечности и выпотрошенные животы были прерогативой Виктредиса. Ему следовало «проверить, не является ли сие признаком появления в округе некой твари либо монстра, склонного к смертоубийствам людей либо домашнего скота, а также произвести ряд действий, направленных на нейтрализацию или ликвидацию чудовища, замеченного в каннибализме или же браконьерстве» — цитата из Кодекса поместного мага, которым руководствовался каждый чародей, исполняющий эти почетные обязанности.
Виктредис явно не желал производить ряд действий, направленных на ликвидацию монстров, и по этой причине большинство осмотренных им тел вменялись в вину волкам, медведям и рысям, которые не относились к Списку Абеллиана — знаменитому перечню существ, признанных монстрами. Какими соображениями руководствовался Абеллиан при составлении своего списка, я не знаю. Быть может, личными антипатиями. Но главная суть этой непонятной нормальному человеку классификации была в том, что с монстрами должен был разбираться маг, «ибо злобность их и коварство зело опасны для человека несведущего», а волками и медведями — охотники.