Не ходить в одиночестве. Не сворачивать с дороги. Не спускаться в овраги. Не разговаривать с незнакомыми людьми, появившимися из чащи.
Это были очень умные запреты, выработанные на протяжении многих поколений, как платный довесок к инстинкту самосохранения. Полезность их подтверждалась многажды. Мало кто мог похвастаться тем, что в одиночку пошел в лес, свернул с дороги, спустился в овраг и там встретил незнакомца. При этом я вовсе не утверждаю, что таких случаев не было. Почему же. Их было много, куда больше, чем хотелось бы. Но вот только, повторюсь, никто уже о них от первого лица рассказать не мог.
…Это был очень, очень старый лес. И я готова была поспорить, что уж тут всякой нечисти хватило бы на десять магов, не то что на одного. Но все свои умозаключения я старалась проверять.
— А как у вас здесь с нечистью дело обстоит? — ловко вклинилась я в секундную паузу в рассказе своего собеседника.
Тот настолько увлекся, рассказывая о разведении пиявок, которое также являлось важнейшим местным промыслом, что растерянно примолк. Правда, ненадолго. Своим вопросом я дала повод затронуть куда более благодатную тему, чем пиявководство.
Спустя некоторое время я уже сожалела о том, что не удовлетворилась своими логическими выводами. Мне торжественно было поведано, что монстры и чудовища бесчисленными стадами ходят вокруг Эсворда, вытаптывая посевы и оскверняя колодцы, абсолютно презрев и светскую власть, и духовную. Ни в один бестиарий не влезло бы столько леденящих душу описаний разнообразных чудовищ. Количество жертв вурдалаков и вовсе не подлежало осмыслению. Боюсь, что даже всего населения Изгарда хватило бы ненасытным чудовищам на три месяца, не больше. Судя по этому рассказу, за последние двадцать лет ни один эсвордец не умер своей смертью. Бедных людей без конца и краю топили русалки, загрызали оборотни, потрошили упыри, а сонмища призраков доводили невинных девиц и юношей до массовых самоубийств, словно состязаясь между собой в кровожадности. Рассказчик так прочувствованно живописал очередное пожирание несчастного монстром, что невольно хотелось спросить: скольких он загрыз лично, а скольких заманил в пасть волкодлакам?..
— А чародея у вас тут нет? — снова изящно ввернула я вопрос, сбив его с мысли.
— Чародея… — протянул мой собеседник, при этом скроив такую рожу, что сразу становилось ясно: местного мага не уважают.
— Ну да, — бесхитростно сказала я. — Чародей должен защищать город от монстров.
— Может, где-то и должон, а у нас свой порядок, — с ехидцей произнес крестьянин. — У нас на кого чудищ напал, тот от его сам и защищается… Нашему-то чародею шибко не нравится чародействовать. Вот он и сворачивает все на других, кто рядом проходил, да не сообразил откреститься. Чуть что, «энто не по моей части!». Он и в городе нечасто показывается, а уж к нам, в деревню пособить и вовсе не дозовешься. Пусть нас упырюги поедом едят — он и в ус не дует! Лишнюю версту проехать не желает, мол, это там волки бешеные либо мыши крупные завелись, вот и съели старого Снипкинда прямо у порога!.. Бабы с реки со стирки возвращаются, криком кричат: «Русалка Марту под корягу затащила!», а он: «Какая вам русалка? Ее судорога взяла, вот и потонула». Ежели кто с покосов не возвратился, так энто обязательно грабители лесные постарались… Какие ж тут у нас грабители? Кто в энтом лесу по доброй воле жить станет? Это при столицах, может, и сидит кто в кустах, а у нас от дороги отойди — и все, пиши пропало…
— А что люди говорят?
— Люди… — горько вздохнул он и сплюнул в грязь. — Люди говорят: «На кой ляд нам энтот колдун бестолковый?» Да только кто ж их слушать будет, людей-то… Бургомистер наш чародея жалует, в дом к себе допускает. Боится, чтоб Лига энта чародейская не взъелась на него за неуважение к магу. Небось слыхали, как это кодлище друг за друга держится? Сами меж собой как собаки грызутся. А стоит только постороннему человеку сказать, мол, чернокнижники, какая от их польза, так и все — нет человека.
Я кивала головой, соглашаясь с крестьянином. В его словах была своя сермяжная правда. Действительно, чародеи, редко ладящие между собой, проявляли редкостное единодушие, когда надо было защитить честь мантии от злобной клеветы извне.
Но в данном случае нерадивый маг находился в невыгодной позиции. Я слишком долго варилась в котле чародейского сообщества, чтобы не знать: поместный маг очень зависим от своего города.
Согласно давней традиции, Лига вручала бургомистру города небольшое зеркальце, которое связывает город и Совет Лиги за спиной поместного чародея. Слишком часты в прошлом были случаи, когда поместному магу хотелось получить больше власти, нежели это было предписано уставом. Но многомудрые магистры из Совета решили эту проблему. Как только бургомистру переставало нравиться поведение мага, он тут же оповещал о своем недовольстве Лигу. Провинившегося чародея тут же отстраняли от дел и немедленно присылали комиссию, которая разбиралась в отношениях между магом и бургомистром.
Случалось, конечно, и такое, что бургомистры вступали в сговор с магами, пытаясь упрочить свое положение и немного возвысить его, но на этот случай в городе имелось еще одно зеркальце. Никто, кроме главы Лиги, Артиморуса Авильского, не знал, кто же является доверенным человеком Лиги в городе. И в самых запутанных случаях именно этот человек выступал в роли главного свидетеля.
Эта парадоксальная схема, как ни странно, довольно успешно действовала уже лет сто пятьдесят.