Времени у них все-таки для этого было значительно больше — по триста лет жили, паршивцы…
Я некоторое время стояла на краю этого необычного места, не решаясь переступить границу между миром живых людей и мертвых эльфов. Потом заставила себя вспомнить, что воротищенцы давно уж осквернили покой этого последнего пристанища исчезнувшей расы, и полезла через заросли чертополоха.
«Значит, самая роскошная усыпальница», — мрачно подумала я, очутившись по пояс среди крапивы, которая логически продолжала чертополох.
С роскошной усыпальницей были проблемы, потому что все многочисленные сооружения на этом обширнейшем кладбище подходили под это определение. В отличие от человеческих кладбищ, где фамильных склепов удостаивались разве что единицы, эльфы без зазрения совести выстраивали для каждого покойника сооружение, почти не уступавшее размерами крестьянской хате, изукрашивая его без всякого чувства меры. Совпадал ли мой вкус с вампирским или же нет, я не знала, поэтому напрашивался очевидный вывод: меня ждет увлекательное исследование десятков склепов, в каждом из которых меня может радушно поджидать кровопивец.
Зажав кол в руке, я полезла в первую усыпальницу, вход которой был выполнен в виде арки, перевитой листьями. Одна решетчатая створка ворот наличествовала, другая, по-видимому, приглянулась какому-то воротищенцу на роль калитки. По сторонам от чернеющего входа стояли две статуи каких-то крайне вывернутых и покореженных существ.
Естественно, внутри царила полная тьма, в которой не то что вампира — свой нос не разглядишь. Мне немедленно поплохело.
Я сквозь зубы выругала себя и полезла наружу, чувствуя, что по спине у меня бегают мурашки, а ноги как-то странно подгибаются. После долгого копания в глубинах сумки я все-таки обнаружила огарок сальной свечи. Даже при самом рачительном использовании ее мне должно было хватить склепов на шесть.
Нет, ну как можно было быть такой идиоткой? Это ведь вампир может видеть в темноте, а мне-то подобного таланта не дадено…
Но делать было нечего, и я решила, что использую все возможности. Шесть так шесть, пять так пять — возможно, упырь будет сладко дремать в первой же попавшейся усыпальнице.
Потом возникла новая сложность. Свечу я несла в левой руке, кол в правой и в результате едва не расквасила себе нос на полуразрушенных ступеньках следующего склепа. Подумав немного, я зажала кол в зубах и попыталась вообразить себя лихим пиратом. В результате мысли мои свернули на то, что вампир, завидев свою погибель, агрессивно грызущую осиновый кол и размахивающую огарком свечи, должен помереть от колик, вызванных хохотом.
Так я обследовала еще и третью усыпальницу, оказавшуюся такой же пустой, как и предыдущие.
Со вздохом я посмотрела на небо, где луна светила почти что в полную силу, и внезапно ощутила настоятельное желание бежать отсюда куда глаза глядят, потому что любой порядочный вампир должен был к этому времени проснуться и почувствовать легкий голод. Я выплюнула кол, от которого горчило во рту, и скривилась. Тут где-то за моей спиной хрустнула ветка, отчего у меня тут же заледенел позвоночник.
— Держи себя в руках, — дрожащим голосом сказала я себе и уронила свечу, потому что пальцы мои тоже тряслись. — С тобой ничего не случится.
От этого мне стало еще хуже, потому что язык был совершенно чужим, немного онемевшим, и временами речь прерывалась иканием.
— А с кем это вы тут разговариваете? — раздался вдруг за моей спиной тоненький, сдавленный голос.
И вот тут-то я заорала в полный голос, ощутив, что у меня отнялись и ноги и руки, а единственное, на что я способна — это таращить глаза и рвать голосовые связки. Я кричала во всю силу своих легких, забыв и про то, что нужно дышать, и про то, что нужно бежать…
И только спустя некоторое время я поняла, что кричу не одна. Рядом со мной драл глотку еще кто-то, и этот голос был куда громче моего.
Я закрыла рот и всмотрелась в отнюдь не кромешную темноту — луна светила очень ярко. Второй участник нашего дуэта еще немного повопил, а потом тоже умолк, правда, как-то неуверенно.
— Констан? — незнакомым самой себе голосом произнесла я.
— Ага, — отозвалось громадное нечто из чертополоха.
Я с минуту помолчала, чувствуя, что у меня где-то в горле бьется сердце, которому вообще-то полагается находиться несколько ниже.
— Ах ты паразит, — мягко начала я. — Недоумок хренов. Вшивый гаденыш…
— Госпожа Каррен, — жалобно промолвил этот идиот из лопухов. — Я же не нарочно…
— Убью! — взревела я и, подхватив свой кол, ринулась на несчастного парня.
Тот тоненько охнул и на четвереньках пустился в бега, петляя между статуй и склепов. Я уже не кричала — только хрипло дышала, алча его крови почище вампира.
Так мы резвились некоторое время, сшибая статуи и ломая кусты, причем он повизгивал и жалобно просил меня успокоиться, а я сопела, хрипела и изрыгала проклятия.
Вскоре злоба моя ослабела, да и ноги подустали. Я умолкла и присела на поваленное изваяние, пытаясь отдышаться. Констан тоже остановился, вопросительно оглядываясь на меня через плечо, но, увидев, что я не замыслила ничего коварного, а просто сижу и утираю лоб, тоже сел в лопухи.
— Я не нарочно, — снова сказал он.
— Чтоб ты пропал… — просипела я, утирая вспотевший лоб. — Как ты здесь очутился? Ты следишь за мной, что ли? Второй раз ты мне встречаешься — и опять на кладбище. Стой! — Тут я замерла, осененная ужасной догадкой. — Ты и есть упырь! Быть может, сам гнуснейший Ульрих ван Эммен! Это ты, стервец, кусаешь мирных поселян. А со мной побоялся вступить в равный бой, оттого и притворяешься! Ну все, ирод! Я вызываю тебя на поединок!